Архив
минувшие дни
отрывок из очерка

40 памятных зарубок

Однажды перебирал я свои старые бумаги, вырезки, заметки и обнаружил куски пожелтевших от времени газет. На одной стороне первого куска — фотомонтаж, какие любили раньше помещать в газетах, передовица, посвященная шестой годовщине смерти Ленина, а на обороте моя статья со странным названием: «Митя-царь и бесхвостые кулаки». На втором куске — моя же корреспонденция «Штурм Виль Олана». В старом журнале 1930 года я нашел свой очерк «В плену болот»...

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ О ХУДОЖНИКЕ ПЕТРЕ СУББОТИНЕ, ПО ПРОЗВИЩУ ПЕРМЯК

«Пермяцкий край не изучен ни в каком отношении. Даже в местных музеях Пермской губернии, например, этнография народностей совсем не представлена. Слу­чайно проезжавшие археологи не обращали на край никакого внимания. Государство никак не поддержива­ло и не развивало самобытные оригинальные произ­водства Пермяцкого края. И производства в данный момент почти умерли... Весьма интересно в крае ткац­кое льняное производство, гончарное, корзиночное и др. Красильно-набивное производство занимало самое ис­ключительное положение до последних лет».

Ему хотелось помочь художественному воспитанию земляков. Еще студентом Строгановского училища он писал:

«Хорошо бы устроить в Кудьшкаре ткацкую школу, в которой дать возможность детям крестьян-коми-пер­мяков поучиться порисовать, лепить, делать игрушки и вообще все, что относится к искусству. Пожалуй, охотников найдется много... Придет время — можно бу­дет реализовать все это в жизнь».

Время пришло — после революции. Субботин стал видным московским художником: весной 1919 года, в первую годовщину Красной Армии, оформлением Москвы руководил именно он. Приехав в Кудымкар, он добился создания художественно-производственных мастерских. Ученики практически осваивали декора­тивное искусство: ткали пестрядь и кушаки, учились резьбе по дереву — искусству, которое у коми-пермя­ков еще в давние времена достигло высочайшего уров­ня, плели изделия из бересты (тоже традиционный вид художественного мастерства), лепили глиняную посуду, делали игрушки, гребни из рога.

Субботин в Перми и Кудьшкаре помогал устраивать выставки, лекции, концерты, ставить спектакли, про­должал преподавать в мастерских, а потом в техни­куме, изучать народное прикладное искусство, писал статьи на эту тему; количество рисунков набойки в его шести альбомах доходило до трехсот; он создал в Ку­дьшкаре музей и вместе с женой лазил по подвалам и чердакам, отыскивая все новые и новые экспо­наты. Поистине неиссякаема энергия этого разносторонне образованного, светлого и душевно-красивого человека. Не надо забывать, что болезнь его не только не остав­ляла, но все сильнее и сильнее подтачивала здоровье.

 

 


Летом 1922 года в последний раз художник побывал в родном Кудымкаре и вернулся в Пермь. В самом начале следующего года, уже тяжело, безнадежно больной, прикованный к постели, он сказал род­ным:

—        Позовите скрипача, пусть он играет...

Два часа музыка звучала в доме Субботина. Скрипач ушел. Петр Иванович сказал близким:

—        Ну вот и хорошо. Теперь я наслушался музыки,
можно и умереть. И чтобы вы ни слезинки по мне не
пролили.

На следующий день, 3 января 1923 года, он говорил о любимой им коми-пермяцкой набойке, а вечером умер. Было ему тогда всего тридцать шесть лет.

 

1[2]