Архив
минувшие дни
отрывок из очерка

40 памятных зарубок

Однажды перебирал я свои старые бумаги, вырезки, заметки и обнаружил куски пожелтевших от времени газет. На одной стороне первого куска — фотомонтаж, какие любили раньше помещать в газетах, передовица, посвященная шестой годовщине смерти Ленина, а на обороте моя статья со странным названием: «Митя-царь и бесхвостые кулаки». На втором куске — моя же корреспонденция «Штурм Виль Олана». В старом журнале 1930 года я нашел свой очерк «В плену болот»...

ГЛАВА ВТОРАЯ О  ПИЛЕ,   СЫСОЙКЕ И  ДРУГИХ ПОДЛИПОВЦАХ

Жена Пилы — Матрена — угодила в острог, млад­шая дочка Тюнька попала к пьянице-нищенке, и судьба ее, конечно, не сложится добро. И только двое стар­ших— Иван да Павел — нашли свою дорогу: сначала трудились на соляных варницах, потом стали кочега­рами на камских пароходах. Но и они еще не поняли, почему столь несправедливо сложилась жизнь. Пока еще покорно говорят они: — Так уж, верно, бог устроил. Один богато живет, а другой бедно, и живут-то везде по-своему. Один сыт, а другой кору ест.

Нерадостно закончил свою повесть Федор Решетни­ков, канцелярский служитель уездного суда и Казенной палаты, великий страдалец, почти в нищем одеянии принесший в некрасовский «Современник» правдивое сочинение о коми-пермяках из далекого Чердынского уезда Пермской губернии,

А. М. Горький в рассказе «Коновалов» поведал, как он однажды прочитал «Подлиповцев» неграмотному пекарю Коновалову:

«...Вся его неподвижная, внимательная поза подо­гревала меня, и я старался, как можно внятнее и образ­нее рассказать ему грустную историю Сысойки и Пилы.

— Как ты это читаешь!— шепотом заговорил он.— На разные голоса... Как живые все они... Апроська! Пила... дураки какие! Смешно мне было слушать... А дальше что? Куда они поедут? Господи боже! Ведь это все правда. Ведь это как есть настоящие люди... всамделишные мужики... И совсем как живые и голоса и рожи... Слушай, Максим! Посадим печь — читай дальше!..

К утру мы кончили книгу, я чувствовал, что язык у меня одеревенел.

Сидя верхом на мешке муки, Коновалов смотрел мне в лицо странными глазами и молчал, упершись кулака­ми в колени...

— Ну, человек он! Как хватил! А? Даже ужасно. За сердце берет — вот до чего живо... Книга... вроде как бы акт полицейский. Сейчас ее читают, судят: Пила, Сысойка... каки жеэто люди? Жалко их станет всем... Народ темный. Какая у них жизнь?.. Коновалов смущенно посмотрел на меня и робко заявил:

—        Какое-нибудь распоряжение должно выйти. Лю­
ди ведь, нужно их поддержать... Их жалко до того, что
даже сердце щемит».

...Утром, когда секретарь окружкома снова зашел к нам в редакцию, я сказал ему:

—        Хорошо, Иван Афанасьевич, я приеду. Это дей­
ствительно интересно. Посмотреть, как революция де­
лает первые шаги в глуши лесов, на родине Пилы и
Сысойки.