Архив
минувшие дни
отрывок из очерка

40 памятных зарубок

Однажды перебирал я свои старые бумаги, вырезки, заметки и обнаружил куски пожелтевших от времени газет. На одной стороне первого куска — фотомонтаж, какие любили раньше помещать в газетах, передовица, посвященная шестой годовщине смерти Ленина, а на обороте моя статья со странным названием: «Митя-царь и бесхвостые кулаки». На втором куске — моя же корреспонденция «Штурм Виль Олана». В старом журнале 1930 года я нашел свой очерк «В плену болот»...

ГЛАВА ПЯТАЯ ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ

Пермяки переняли многое из русского сельского хозяйства (удобрения, сохи с двумя ралониками, боро­ны с деревянными зубьями, мельницы-мутовки и др.), кое-что из строений, из одежды, бытовых обрядов. Вместе с русским населением пермяки несли такие тяготы, как военное ополчение, дорожная повинность и другие.

Страшную страницу истории пермяков, так же как и местных русских жителей, представляет- многовеко­вое господство Строгановых. Крупный сольвычегод-ский промышленник Аникий Строганов обманом добыл от Ивана Грозного в середине XVI века грамоты на огромную территорию в три миллиона десятин. Он под­купил свидетелей и те показали, что прикамские леса и земли «искони вечно лежат в пусте». Строгановы присваивали лучшие пермяцкие угодья, захватывали пермяцкие города, сами вершили суд и расправу, не зная удержу в расширении владений. В середине XVII века эта властная семья получила земли по прито­кам Камы — Иньве, Обве, Косьве и Яйве,— где, в част­ности, находился и пермяцкий «Отхожий стан», а в конце этого века земли по Весляне и притоку Косы — Лологу.

Прибрав к рукам все эти земли, Строгановы закре­постили местное население. К началу XVIII века у пер­мяков не осталось и следа былой самостоятельности. Часть их стала числиться «государственными» крестья­нами. Но, как говорится, хрен редьки не слаще.

Когда на Урале и Предуралье возникли металлур­гические заводы (тех же Строгановых и других предпринимателей), крестьян приписали к ним. Жизнь пермяков стала еще тяжелее. Они выполняли самую трудную «куренную» работу — жгли уголь, доставляли его на заводы. В ту пору возникли «караваны», особен­но изнурительная и дикая форма эксплуатации. О ка­раванах с ненавистью говорили местные жители. Существовали караваны чугунный, железный, соляной. Летом, в самое горячее для земледельцев время, крестьяне вынуждены были идти в караван, везти соль и металл, а денег за это не получали: все шло в уплату оброка помещикам и заводчикам. Они высказали убеждение, что им прочитали не настоящий манифест, а «подложную бумагу от Стро­ганова»: ведь предлагалось снова идти в караван.

Вероятно, со слов очевидцев Герцен рисует яр­кую, с характерными подробностями картину вол­нений:

«Тальберг... приказал им снова разойтись, угрожая дурными последствиями в случае неповиновения и на­зывал их бунтовщиками. «Ну, пошто ваше благородие, бунтовщики? Какие мы бунтовщики? Мы тебя ладом просим вразумить нас, темных людей, а ты говоришь мы бунтуем». Тальберг тогда сказал им, что имеет при­казание стрелять, ежели они не разойдутся доброволь­но. «Ну что же, ваше благородие, ежели ты послан для озорства, так стреляй! А мы не пойдем, покуда ты не растолкуешь нам, што за бумагу читал исправник»; Тальберг скомандовал, раздался залп, и несколько чело­век из толпы повалились. Мужики, не ожидавшие исполнения дикой угрозы, смутились было, но передо­вые, скоро придя в себя, направили дело. «Ребята, подбери их (т. е. поваливших), обратились они к това­рищам; ну, а ты, ваше благородие, стреляй!» Такой неожиданный оборот поставил Тальберга в тупик: он не знал, что делать. «Ну, чего же ты стал? — продолжали мужики.— Стреляй! Ведь ты баешь, мы бунтовщики, так и стреляй! Ну стреляй же!» Столбняк Тальберга продолжался. «Ну, вот видишь, ты сам не знаешь, чего доспел! (сделал). Пошто ты созорничал, убил мужи­ков-то? Чем таким они перед твоим благородием про­винились? Ты баешь, мы бунтовщики... Да ежели бы мы захотели бунтовать, то так тебя бы с твоей г...ой коман­дой комьями снегу забросали. Ты разве не видишь, сколько нас? А мы и пальцем никого не тронули... Стреляй же, коли тебя царь за тем послал!.. Стреляй!..»