Архив
минувшие дни
отрывок из очерка

40 памятных зарубок

Однажды перебирал я свои старые бумаги, вырезки, заметки и обнаружил куски пожелтевших от времени газет. На одной стороне первого куска — фотомонтаж, какие любили раньше помещать в газетах, передовица, посвященная шестой годовщине смерти Ленина, а на обороте моя статья со странным названием: «Митя-царь и бесхвостые кулаки». На втором куске — моя же корреспонденция «Штурм Виль Олана». В старом журнале 1930 года я нашел свой очерк «В плену болот»...

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЕЙ РЫБНОЙ ЛОВЛИ

А тут рыбак сам к ней подойдет и подсачит. Анатолий Иванович1 на это и рассчитывал.

Но когда наша лодка подошла к тому месту, где должен был находиться матерый, судя по всему, лещ, мы увидели какую-то черную дугу, вроде толстого изогнутого сука.

— Щука!—восторженно и недоверчиво произнес Тиунов. Дальнейшее произошло в какое-то мгновение. Ана­толий Иванович рванул сачок, щука распрямилась, как освобожденная пружина, и сама головой как бы ныр­нула в сак (на самом деле так ловко поддел ее бывалый рыбак). Круг из проволоки, толщиной чуть ли не с па­лец, прогнулся, потянул вниз, но Тиунов держал ручку сака мертвой хваткой, напрягая все силы: разве можно упустить такое рыбацкое счастье,— век потом не прос­тишь. Сак со щукой лежал на дне лодки, метровая рыбина, подобная то черному полену, то широкой и мощной пружине, сжималась и распрямлялась со страшной силой и била хвостом по борту.

—        Утопит еще, лешачка,— в сердцах сказал Анато­
лий
Иванович, и я понял, что, конечно, он этого не боит­
ся и сказал только в знак уважения к огромной рыбине.
Но возможен был и такой исход, что щука взовьется
и вместе с сачком улетит обратно в реку. Тиунов взмах­
нул
веслом и ударил раз и другой. Оглушенная щука
затихла.

И тут снова настала пора удивляться. Из щучьей пасти леска не торчала.

—        Оборвала! — сказал Анатолий Иванович.

Но когда пасть раскрыли — в глубине стал заметен хвост подлещика. Видно, по своему хищному обычаю щучища сначала схватила леща поперек, чтобы исто­мить его, а потом заглотнуть. Когда Анатолий Иванович потянул продольник, подлещик уже был на крючке, а щука решила: «уйти хочешь?» и заглотнула. Так она попалась — не    сразу   на    крючок,    а   вроде    бы    на живца.

Из лещей, ершей, окуней, чехони и одного налима сварили наваристую уху.

А когда наутро Анатолий Иванович нес в Гайнах рыбину домой, за ним бежала толпа мальчишек.

 

— Смерить да взвесить надо!—сказал Тиунов.— А то начнут: рыбацкие, мол, россказни.

Точно кто по радио в Гайнах объявил: Тиунов поймал огромную щуку, и у магазинных весов собрался народ. Смерили — 99 сантиметров, даже не стали «на­тягивать» сотого, до метра, чтобы все делалось по спра­ведливости. Вес — шесть кило.

Но тут же оказалось, что это далеко не самая круп­ная добыча за последнее время. То один, то другой рыбак рассказывал, что и по пуду рыбин лавливали, и по два аршина, а один старик уверял, что обнаружил на щуке старинную золотую серьгу с царским двугла­вым орлом, но это уже явно рыбацкая байка из книж­ки, я тоже читал такую не то быль, не то сказку.

Тиуновская же щука была сладка и без серьги.

12[3]