
Архив
минувшие дни
отрывок из очерка
|
40 памятных зарубок
Однажды перебирал я свои старые бумаги, вырезки, заметки и обнаружил куски пожелтевших от времени газет. На одной стороне первого куска — фотомонтаж, какие любили раньше помещать в газетах, передовица, посвященная шестой годовщине смерти Ленина, а на обороте моя статья со странным названием: «Митя-царь и бесхвостые кулаки». На втором куске — моя же корреспонденция «Штурм Виль Олана». В старом журнале 1930 года я нашел свой очерк «В плену болот»...
ГЛАВА
ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ПОСВЯЩЕННАЯ ПРЕЖДЕ ВСЕГО КОМСОМОЛЬЦАМ
о сем. Узнал, что заместитель — местная жительница,
коми-пермячка из села Крокарева Юсьвинского района (это меня тоже
интересовало), педагог и журналист по образованию (учительский институт и
Высшая партийная школа).
За соседним столом сидела
милая двадцатилетняя девушка с большими и чистыми глазами. Инесса Яковлевна
познакомила:
— Валя Тетюева!
Так
вот он, автор, «старая учительница», ценительница кино, театра и музыки
Чайковского!
Немного восторженная,
полная сил, по-комсомольски энергичная, она как-то незаметно вступила в мой
разговор с заместителем редактора, потом заняла в этом разговоре роль главную,
и произошло это естественно. Девушка то шутила, то
подчеркнуто и бойко возражала, то доверительно сообщала какой-нибудь
невероятно важный секрет, которых так много у двадцатилетних девушек.
Уверенная и, по ее мнению, совершенно бесспорная оценка крупного московского
актера сменялась скромной улыбкой и просьбой о совете.
Сейчас я раскрою одну
тайную мысль, которая у меня мелькнула тогда, и пусть Валя не сердится за это.
Разговаривая с этой комсомолкой 1968 года, я часто вспоминал о коми-пермяцких
комсомольцах 1929 года. Комсомольцы были суровы и героичны: они состояли в
отрядах ЧОНа, рисковали жизнью, помогая выгребать хлеб из тайных кулацких ям.
Грамотные тогда насчитывались единицами среди населения,— и среди комсомольцев
коми-пермяков тоже. Парень из глухой деревни Верх-Лупьи в северном гаинском
«плену болот», который приехал в Кудымкар, испугался зеркала и парикмахерской и
убежал. Но он не оробел перед кулацким обрезом и гордился тем, что комсомолец.
С тех же, сорокалетней
давности, времен сохранилась у меня смешная выписка из окружной газеты (где
теперь работает Валя Тетюева):
«Вечер с Анемподестовной.
Приказчик Кочевского
общества потребителей комсомолец Пыстогов Ст. Ал. в этом году справил свои именины. Наварил браги, пива, купил
сорокаградусную
и устроил вечер. Народу
было много: комсомольцы, торговцы-частники и в завершение всего — просвирня
Анемподестовна. Ничего себе подобрал компанию. Жаль, что остались поп с попадьей.
Спросить надо райкому, что дороже для Пыстогова: или комсомольский билет, или
Анемподестовна».
В этой забавной заметке —
точные приметы тех лет: не только резко разоблачительный характер заметки и
подпись — «Жало», а и другое. Ну что, казалось бы, за беда: зашла в дом
(наверняка не к молодому Пысто-гову, а к его родителям) старушка, которая
подрабатывала себе на жизнь тем, что пекла просфоры? Но тогда это считалось
почти преступлением. А кроме того, фигурируют и
«торговцы-частники». Спросить бы у парня,—кто они?
Может, он бы сказал: «Какой же частник? Это мой дядя. Своего боровка заколол,
а часть мяса продал».
Все это могло быть именно
так, но в те годы подобная непримиримость считалась
доблестью и комсомольцу Пыстогову и в голову не пришло бы оправдываться.
Комсомолку с косами тогда
засмеяли бы: все девушки, не раздумывая, стриглись. Надеть платье, идущее к лицу? Что вы, это —мещанство;
лучше носить, как все, зеленую юнгштурмовскую форму. Парень при галстуке?
Стопроцентный мещанин. Впрочем, то было время, когда крамольным считалось
интересоваться Пушкиным и Лермонтовым — их надлежало немедленно «сбросить с
корабля современности». Искусство? Пожалуйста — «Синяя блуза», монтажи,
агитационные стихи Маяковского. А балет это — буржуазная отрыжка.
|