Архив
минувшие дни
отрывок из очерка

40 памятных зарубок

Однажды перебирал я свои старые бумаги, вырезки, заметки и обнаружил куски пожелтевших от времени газет. На одной стороне первого куска — фотомонтаж, какие любили раньше помещать в газетах, передовица, посвященная шестой годовщине смерти Ленина, а на обороте моя статья со странным названием: «Митя-царь и бесхвостые кулаки». На втором куске — моя же корреспонденция «Штурм Виль Олана». В старом журнале 1930 года я нашел свой очерк «В плену болот»...

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ ПОСВЯЩЕННАЯ ПРЕЖДЕ ВСЕГО КОМСОМОЛЬЦАМ

Сейчас к таким мнениям относятся критически или иронически, а в конце двадцатых годов существовал свой комсомольский символ веры, свои комсомольские обычаи: смелость и преданность новым идеям? Да! Ре­шительность? Да, во всем.

Вот примерно таким образом я размышлял, когда познакомился с Валей: ну-ка, а какова комсомолка-ко­ми-пермячка образца 1968 года?

Она с готовностью водила меня по Кудымкару, и я не узнавал этого города, вспоминая о засыпанной сне­гом деревеньке 1929 года, хотя остался и пруд и окру­жающие его с одной стороны домики Заболотной стороны, а с другой — почти отвесные лобастые горы, где некогда стояло чудское городище. Валя рассказы­вала, что дважды ездила в Ленинград, держала экзаме­ны в Театральное училище и дважды провалилась. Она не допускала и мысли, что у нее недостаточно ясная дикция или слабы знания — как большинство современных девушек, она не страдала неуверенностью. Нет, она возмущалась нелепым мнением некоего руко­водящего театрального деятеля, что, мол, настоящие режиссеры получаются только из мужчин. Какая от­сталость! Какие несовременные взгляды! Подумать только: и это в Ленинграде!

Потом Валя сообщила, что она твердо решила стать журналисткой, что писать любит, но к тому, как пишет, относится строго и всегда с тревогой ждет редакцион­ной летучки, на которой будет разбор ее творчества. Впрочем, когда проходил такой разбор творчества дру­гого сотрудника и она выступала с докладом, тоже подходила требовательно, и это в редакции всем по­нравилось.

Она озорно посмотрела на меня и добавила: — Кроме, конечно, моей жертвы. Но ведь я же не могла не сказать правды?!

Я радовался ее убежденности и влюбленности в искусство, в журналистику и, проводя параллели между комсомольцами разных эпох, вдруг заметил, что глаза у Вали подведены по моде: черные штрихи в углах век, делающие глаза пикантно-раскосыми. Эту моду я сна­чала увидал в Париже, у французских девушек на шикарной улице Рю де ля Пе, потом в Москве и вот теперь в Кудымкаре. Можно сказать, что эти штрихи — мелочь. Нет, это тоже штрихи времени. Были ремни портупеи на юнгштурмовке, стали мини-юбки. Конеч­но, не они главное, но все же и они помогают почув­ствовать быстролетящее время.

Валя рассказала мне о своей строгой маме, работав­шей редактором издательства и ушедшей на пенсию. Как мама ее любит, как беспокоится, когда дочка запаздывает с собрания или из театра. На улицах нам часто встречались Валины знакомые и, здороваясь, девушка рассказывала и о них и попутно еще о многом: одна встречная оказалась библиотекарем («у нас в округе около полутораста библиотек и свыше двух­сот клубов»), другая молодой артисткой местного театра («я писала о театральной молодежи, давала в га­зете их творческие портреты»), третья — работником издательства («издано несколько сот книг на языке на­рода, который до революции не имел своей письмен­ности»).

А когда я мысленно уже подводил итоги сравнениям комсомольцев 1929 и 1968 годов, мы подошли к запруде и Валя, показывая на обрыв, спускающийся к воде, сказала:

— Здесь по нашей коми-пермяцкой легенде было чудское городище и жил богатырь Кудым-Ош, давший имя нашему городу. Вы не встречались с Василием Ва­сильевичем Климовым? Повидайте его. Наш пермяцкий писатель, собрал много легенд о Кудым-Оше. Работает редактором   отделения Пермского книжного издатель­ства.

Я уже знал, что из-за Кудым-Оша среди ученых разгорелась целая битва.

В книге Д. И. Гусева «Коми-пермяцкие народные сказания о Пере-богатыре», изданной в 1956 году,, говорилось, что фольклорная экспедиция Московского-государственного университета записала много легенд о Пере. Что же касается легенд о другом пермяцком богатыре, сыне Пери, Кудым-Оше, то этот персонаж не что иное, как вымысел А. Крутецкого. В народе он не известен: никому из участников московской экспе­диции ни один из пермяков-сказителей ничего о Ку­дым-Оше не рассказывал. Мнение Д. И. Гусева под­крепляло и то, что А. Крутецкий якобы «записанные» им легенды манерно именовал «рунезами», производя это слово от «рун».