Архив
минувшие дни
отрывок из очерка

40 памятных зарубок

Однажды перебирал я свои старые бумаги, вырезки, заметки и обнаружил куски пожелтевших от времени газет. На одной стороне первого куска — фотомонтаж, какие любили раньше помещать в газетах, передовица, посвященная шестой годовщине смерти Ленина, а на обороте моя статья со странным названием: «Митя-царь и бесхвостые кулаки». На втором куске — моя же корреспонденция «Штурм Виль Олана». В старом журнале 1930 года я нашел свой очерк «В плену болот»...

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ ЧТО ЗА КРАСОТА — ГАРУСНЫЕ ПОЯСА!

Ну что ж: отличное понимание красоты у этой подлинно народной художницы!

Как рассказала Евгения Ивановна, в селе не только пожилые, но и молодые женщины умеют ткать и ткут пояса и кушаки — и Екатерина Егоровна Ракина и Са­зоновы Дарья Федоровна и ее дочь Анна Федоровна, да и много других.

Рассказ о том, как ткут пояса, я выслушал в селе Монастырь Гаинского района.

Мы зашли в избу семидесятичетырехлетней Пелагеи Александровны Осокинои. Она жила одна в старом покосившемся доме, все жаловалась и на здоровье, и на одиночество («своих никого нет»), и на то, что даже в «огороде попахать наимовать надо», а пенсия невелика. Но когда мы терпеливо выслушали все, что наболело у старушки, и заговорили о мастерстве тка­чих, она как-то оживилась, вспоминая прежнее, вы­тащила из короба разные пояса и, усмехнувшись, что «самой-то наряжаться время отошло», предложила про­дать два кушака и опояску, а с лучшим (забыв, что только что говорила о нарядах) все-таки пожалела расстаться.

Потом стала рассказывать:

В одном углу избы я в стенку спичку вставлю...

Спичку? — переспросил я.

—Ну не настоящую спичку, а такой колышек дере­вянный, мы его спичкой зовем. От него и пряду. Основа в две льняных нитки. А разные цветные — тех, сколько по узору полагается. Три мотка цветных-то потратишь.

Она стала подсчитывать, сколько цветная пряжа стоила раньше и путем малопонятных для меня переводов и сравнений вывела сумму, которую с меня надо взять за пояса,— сумму немалую. Потом в Кудымкар-ском музее меня отчитали, что вот, мол, приезжие всег­да дают больше, чем музейные работники, и из-за этого трудно собирать экспонаты. Но мне просто было жалко одинокую старуху. А в музее таких поясов, как я знал, собрано свыше ста двадцати, и все разные.

Когда побывал я в Гайнах в народном музее — там увидел свыше пятидесяти поясов и узнал, что в север­ных деревнях они есть чуть ли не в каждой избе.

Интересная встреча произошла у меня в Мысах. Вместе с одним из моих спутников я шел по этой ста­рой деревне, и мы разговорились о старине.

— Вот у кого старого-то добра сундуки, так это у Анастасии Никитичны, ее дом-то во-он, за углом. Но она скуповата, учтите.

Я уговорил спутника навестить Анастасию Ники­тичну.

И все оказалось верно: из сундуков старушка выну­ла и кушаки, и пояса с опоясками, и «дубасы» (сара­фаны) из набойки, и такие рубахи из домотканого холста с затканными красной нитью ластовицами и ру­кавами, так что я, немало повидавший подобного руко­делья, ахнул. Один из поясов хозяйка уступила сразу, назвав подходящую цену, а продать «дубасы» и заткан­ные рукава отказалась наотрез, хотя мы уговаривали ее втроем,— помогала даже ее дочь, сучкоруб лесоуча­стка Мария Николаевна Златина. А тканье на рука­вах— как музейный образец,— там собраны красивей­шие элементы коми-пермяцких узоров.

Про кушаки Анастасия Никитична говорила: — Это у нас не диковинка. Все   женщины   ткали. И узоры разные, хотя, бывало, и перенимали одна от другой, ну, к примеру, дочь от матери. Когда я вернулся в Москву, вдруг получаю банде­роль. Разворачиваю: затканные красным ластовицы и рукава. Вот ведь как: и адрес узнали и денег не спро­сили. А говорили: «Скуповата». Или в том увидели ску­пость, что старушка бережно хранила красивые вещи?

Даже изображенный не в цвете этот узор дает пред­ставление о строгой красоте коми-пермяцкого орнамен­та, неведомо когда созданного и доныне хранимого народом.

А вот сторожиха приезжей в Кочеве, где мы ноче­вали, сама вызвалась сходить за опоясками, которые соткала Елена Ивановна Минина из деревни Заполь-цева возле той деревни Демино,

1[2]34