Архив
минувшие дни
отрывок из очерка

40 памятных зарубок

Однажды перебирал я свои старые бумаги, вырезки, заметки и обнаружил куски пожелтевших от времени газет. На одной стороне первого куска — фотомонтаж, какие любили раньше помещать в газетах, передовица, посвященная шестой годовщине смерти Ленина, а на обороте моя статья со странным названием: «Митя-царь и бесхвостые кулаки». На втором куске — моя же корреспонденция «Штурм Виль Олана». В старом журнале 1930 года я нашел свой очерк «В плену болот»...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О ТОМ, КТО СЕДЬМЫМ В НАШЕЙ СТРАНЕ ПОЛУЧИЛ ОРДЕН КРАСНОГО ЗНАМЕНИ

во что бы то ни стало взять Турецкий вал. Начался четвер­тый штурм. Командир полка Иванов и Кашин повели своих бойцов и заняли небольшой плацдарм. Иванова смертельно ранило. Павел Яковлевич вместе с группой бойцов по мелкой воде залива обошел проволочные заграждения и ударил с тыла. Это помогло решить бой, и вал был взят.

С радостью Кашин доложил Фрунзе о победе. За но­вый подвиг он был награжден вторым орденом боевого Красного Знамени.

Вот после этих славных боевых походов, после борь­бы с бандитами на Украине и вернулся в 1929 году Павел Яковлевич Кашин в родные Гайны. Татьяна Афа­насьевна Кашина рассказывала мне:

— Мать-то истосковалась о пропавшем сыне. А при­ехал, она все об одном: «Надо тебе, Паша, жениться. В нашем селе много красивых девушек. Раньше за ла­потного бедняка не всякая бы пошла, а теперь выбирай любую: за красного героя кто откажется идти,— первой красавице   да   рукодельнице   и то лестно». А Павел отвечает: «Я, мама, уже женат». Та и руками всплесну­ла: «Когда ж ты успел, балун?!» Он ей отвечает: «Рани­ли меня на Украине, и однажды довелось лежать в лаза­рете в городе Новоград-Волынске, на Житомирщине. Там за мной  ухаживала   санитарка   Аня.   Она — моя жена». Мать подступила с расспросами: кто она, да что? Сын отвечает: «Из такой же бедной семьи, что и я, раньше все в няньках жила. А главное, меня любит. Я поеду в Пермь, а оттуда на Украину к ней». Но вышло по-другому: Павел встретился с Аней в Перми — она выехала ему навстречу — недаром говорят, сердце серд­цу весть подает. Вернулись они в Гайны и стали жить в родительском доме, неказистой развалюшке, но все же своем, родном.

Так рассказывала Татьяна Афанасьевна Кашина.

 

Мне было известно, что П. Я. Кашин, хоть и не силен в грамоте, все же стал участвовать в советской работе. Сорок лет назад бурно проходила коллективи­зация. Подняли голову кулаки и не только вели агита­цию против колхозов, но и расправлялись с активиста-^ ми. Когда в начале 1930 года я был в Коми-Пермяцком % округе, увидел в окружной газете «Гёрись» лозунг 5* через всю станицу:

«Революционным законом выбьем кулацкие клыки!»

А внизу помещена заметка о событиях, имеющих прямое отношение и к Гайнам и к Павлу Яковлевичу Кашину:

«Кулацкие выстрелы».

«В связи с обострившейся классовой борьбой в де­ревне кулачество взъярилось и всеми путями старается тормозить в нашей работе. Дело доходит до того, что кулак пошел открыто, с обрезом в руках, на наших передовых общественных работников деревни.

25 января из Гайн сообщают по телефону, что кулак лишенец Бормотов Ив. Петр, на почве ненависти к чле­ну чрезвычайной комиссии по лесозаготовкам, акти­висту-общественнику члену ВКП(б) тов. Кашину П. Я. (герою гражданской войны, имеющему два ордена Красного Знамени) в 11 час, ночи 14 января 1930 года на улице в с. Гайны стрелял в него 2 раза из револьвера, но не попал.

Бормотов   арестован, по делу   ведется   следствие». В том же номере окружной газеты сообщалось и о других фактах, когда кулаки убивали или покуша­лись на убийство активистов. После этого во многих местах состоялись митинги, выносились резолюции. Вот одна из таких резолюций кудымкарских рабочих, опубликованная газетой:

«Мы требуем от пролетарского правосудия раз и на­всегда положить конец кулацкому террору... Товарищи батраки, бедняки и середняки! Мы обращаемся к вам и призываем теснее сплотиться вокруг партии и Советской власти, дать жесточайший отпор кулаче­ству!»

Когда началась Великая Отечественная война, Павел Яковлевич снова, в третий раз, пошел в армию, на этот » раз под Сталинград. Он был уже не молод, и ему сказали, что   к  строевой   службе  не  годится. Но  когда - -