Архив
минувшие дни
отрывок из очерка

40 памятных зарубок

Однажды перебирал я свои старые бумаги, вырезки, заметки и обнаружил куски пожелтевших от времени газет. На одной стороне первого куска — фотомонтаж, какие любили раньше помещать в газетах, передовица, посвященная шестой годовщине смерти Ленина, а на обороте моя статья со странным названием: «Митя-царь и бесхвостые кулаки». На втором куске — моя же корреспонденция «Штурм Виль Олана». В старом журнале 1930 года я нашел свой очерк «В плену болот»...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О ТОМ, КТО СЕДЬМЫМ В НАШЕЙ СТРАНЕ ПОЛУЧИЛ ОРДЕН КРАСНОГО ЗНАМЕНИ

узнали, что  Кашин   опытный  войсковой  разведчик и « " награжден двумя орденами боевого Красного Знамени, доложили   командующему   фронтом   А. И. Еременко. Павла Яковлевича   назначили   командиром   отдельной разведроты. Во время Сталинградской битвы Кашина тяжело ранило, и он снова вернулся в Гайны, а позже перебрался с семьей на родину жены, в Новоград-Во-лынск.

Добрым словом вспомнила о Павле Яковлевиче племянница героя Валентина Петровна.

— Мне и четырнадцати лет не исполнилось, как я осиротела. Дядя говорит: «Живи у меня». Он и воспи­тал меня, на дорогу жизни вывел. Я и сейчас в его доме живу. На всякий случай запишите, если что еще надумаете спросить о дяде: ул. Дзержинского, 14. Не знаю уж, почему это я надумал спросить: — Почему ваша главная улица носит имя Дзержин­ского? Ведь в 99 случаях из ста ответили бы: «Ну, в честь деятеля революции».

И верно, много улиц с подобными наименованиями можно встретить в любом нашем городе.

Но тут получилось, что сыграл один шанс из ста. Валентина Петровна не ответила так, как я мог ожидать, а кивнула на мать:

—        Мама вам лучше расскажет.

И Татьяна Афанасьевна, в силу преклонного, почти девяностолетнего возраста, забывавшая то, что произо­шло вчера или позавчера, вспомнила полувековую быль:

—        Я издалека начну. Это еще до революции и до
войны с германцем. Пропала из стада моя корова, я
и кинулась ее искать. Дошла ниже Гайн до деревни
Пуштаино. По пожне иду, а из лесу навстречу мне
мужчина с тросткой и в шляпе. Я от него в сторону:
кто такой? А потом подумала: ссыльный какой-ни­
будь,— их в ту пору вокруг немало жило. Прошел он
мимо меня спокойно, только краем глаза настороженно
зыркнул. А у меня на огороде — я тогда одна жила —
помогал картошку садить один старик, тоже ссыльный.
У него семья большая, одних ребят пятеро, а тогда
отдавали картошку грядами. Вот он мне и говорит:
«Зайдите, тетенька, ко мне». Я ему: «Зачем это я к тебе
явлюсь?» А он: «Дело есть». Ну, тогда я пошла. Старик
предлагает: «Возьмите квартиранта. Человек честный,
хороший». Я отвечаю: «Ладно». (Я одна тогда жила
и, правду говоря, побаивалась — изба на окраине села,
возле самого леса.) И кто бы, вы думали, явился? Тот
самый, с тросткой и в шляпе, что на пожне у Пуштаино
встретила, когда я корову искала. Переночевал он,
утром уходит. Спрашиваю: «Я у тебя и имя не спро­
сила, не знаю, как звать». А он улыбнулся и ушел, так

и не назвался. Где он питался — не знаю, а у меня не ел. Слух прошел, что он на волок ходил, там ребят дере­венских собрал, усадил и рассказывал о политике. Меня заставил баню истопить, вымылся, белье дал по­стирать. И еще сказал: «Ты не бойся, я не медведь, людей не ем». Несколько дней прожил и вдруг исчез. А потом говорили, что это Феликс Эдмундович Дзер­жинский был. Он из Кай-городка со ссылки бежал, тонул где-то и к нам в Гайны попал. Вот на память о том, что он здесь скрывался от царского правитель­ства, и назвали главную нашу улицу именем Дзержин­ского. А ту избу, где он у меня жил возле леса, ты с дочкой съезди посмотри. Мне-то трудно теперь...

Я съездил туда, на взгорье. Лес вокруг повырубили за шесть десятков лет, но еще стоят те мохнатые ели, возле которых говорил с гайнскими парнями о полити­ке Феликс Эдмундович Дзержинский. И домик стоит, маленький, неказистый, но зато возле самого леса,— в случае опасности легко было скрыться от жандармов. Вернувшись с севера в Москву, я кинулся уточнять эту историю: неужели найдены неизвестные материалы о Дзержинском?

В правдивости рассказа гайнской старушки я ни минуты не сомневался: это не тот человек, который мог хоть что-нибудь присочинить или прибавить. Но ведь человеку-то почти девяносто лет.А речь шла о Дзер-жинском

Я взял биографии Ф. Э. Дзержинского, воспомина­ния о нем, книгу, где опубликованы дневник и письмо революционера, разложил крупномасштабную карту, нашел Кай-городок, место ссылки, и Гайны, измерил расстояния,