Архив
минувшие дни
отрывок из очерка

40 памятных зарубок

Однажды перебирал я свои старые бумаги, вырезки, заметки и обнаружил куски пожелтевших от времени газет. На одной стороне первого куска — фотомонтаж, какие любили раньше помещать в газетах, передовица, посвященная шестой годовщине смерти Ленина, а на обороте моя статья со странным названием: «Митя-царь и бесхвостые кулаки». На втором куске — моя же корреспонденция «Штурм Виль Олана». В старом журнале 1930 года я нашел свой очерк «В плену болот»...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ             РАССКАЗЫ МОЛЧАЛИВЫХ «ЛЕЛЕЙ»

Когда «козлик» домчал нас в 1968 году в Крысаново, я первым делом спросил про Митю-царя, Дмитрия Васильевича Наиданова.

Я помнил старые разговоры про местных жителей-крысановцев, молчаливых «лелей», но теперь никак не мог упрекнуть их в неразговорчивости. Все в мире меняется, изменилось, видно, и это качество у крысановцев. «Лели» рассказывали охотно и непринужденно.

А не проще ли объяснение: может, все дело в том, что Митю-царя перестали бояться? Разговор шел на деревенской улице, под навесом одного из бывших кулацких сараев, где теперь хра­нилось колхозное зерно. Я нарочно задал вопрос о «ца­ре» первому, кто попался на глаза — молодому парню, только что подъехавшему на велосипеде, Федору Найданову, подозревая, что он, наверное, и не слышал о том, кто сорок лет назад был и царем и богом в этой деревне. Так и оказалось. Но важно было завязать беседу. Откуда-то из-за угла неслышно выступила Акулина Маркеловна Наиданова, женщина почтенных лет. Она-то не могла не знать о Мите-царе.

Когда мы на бойком «козлике» ехали по лесной дороге, я как бы снова переживал свое первое знаком­ство с Крысаново сорок лет назад. Вспоминал нераз­говорчивость местных жителей, когда спрашивал их, как Митя-царь разбогател. Теперь даже усмехнулся собственным мыслям, подумав: и сейчас ведь интерес­но узнать, как Дмитрий Васильевич Найданов стал эксплуататором, с чего начал, как шел к богатству.

И когда Акулина Маркеловна отозвалась: Митя-царь? — я почувствовал что, пожалуй, могу узнать кое-что и на тему, интересовавшую меня сорок лет назад.

Митя-царь? — переспросила Маркеловна.— Не­добрая о нем память. Ограбливал здешних, скупой был.

Он что: из кулацкой семьи? —наводил я разговор на интересующую меня тему.

Маркеловна медленно покачала головой:

—        Не, он сначала бедный был. Родом из деревни
Черной, это рядом, в версте отсюда. Брат его Тихон
Васильевич служил урядником в Юмской волости.

(Я сразу вспомнил: река Юм, деревня Юм, основан­ная двумя стрельцами, бежавшими в глухое Прикамье от царского гнева.)

— Собой-то Митя-царь каков был?

—Собой? — переспросила, вспоминая, Маркблов-на,— Собой видной, высокой. Бороды не носил, брился по-городскому. А кличка-то у него не только царская. Позаглаза у нас его звали Митя-вошка. Кровосос был, ох кровосос.

—        С чего же он начал наживу?

—        В батраках жил, да скоро понял, что с трудов
праведных не наживешь палат каменных. Так в ту пору
считалось. Ну вот, вышел такой год, что на людей мор
напал: Митя живо сообразил, стал гробы ладить. Хоро­
нить всем надо, хоть в тряпье ходи, хоть парчу носи.
В долг Митя не верил, копейки не уступал. Ну и рабо­
тать не ленился. Бывало, и ночами у него рубанок ширк
да ширк. Тогда по-первому его прозвали Митя-гробник.
Подкопил он деньжат и стал обихаживать Анну из
богатого дома Якуниных. Я тебе говорила — парень он
рослый, да и силой бог не обидел. Вошел в богатый,
«прожиточный», как тогда говорили, дом. Тесть видит—
его хватки человек и открыл ему доступ к капиталам.
Митя-вошка те капиталы еще умножил. Батраки у него
не переводились, а он еще и помочи устраивал. Ну,
когда     бедняки     помочь     кличут —- понятно — самим